История главного редактора Charlie Hebdo

Расстреляны карикатуристы-бумагомаратели французского издания «Charlie Hebdo». Виновником произошедшей трагедии можно называть французское правительство, никак не пресекшее публикации мерзких картинок-пародий, задевающих чувства верующих, как мусульман, так и христиан.

Какой же парадокс-перевертыш, двойной стандарт запущен в мир — надсмехаться можно надо всем, это называется свободой слова. А как только кто поднимет голос против евреев, гомосексуалистов, или скажет, что Холокост — это выдумка и миф, сразу поднимаются вопли и затыкаются рты. Где же пресловутая свобода слова, или она только для избранных?
Увы, в жизни часто так случается — за что боролись, на то и напоролись. Французы, испражнявшиеся на бумагу и выпускавшие это в тираж, прекрасно знали, что исламисты не стерпят насмешек над пророком Мухаммедом, как стерпели христиане насмешки над Святой Троицей. Итог известен — минимум 12 трупов… Ну да Бог им всем судья…

 

Поговорим о другом, о личности главного редактора сего издания, Франсуа Каванны — человека с проспиртованной, просоленной, жестокой душой, безжалостного циника и шута. В его юности было одно очень знаменательное событие, которое, к сожалению, не получило развития… Кто знает, может все в дальнейшей жизни его сложилось бы по другому? В том числе и его профессиональная деятельность?

Ознакомьтесь с этой историей.
«Charlie Hebdo» появился на свет после того, как в 1970 году его предшественник — сатирический журнал «L’hebdo Hara-kiri» — был закрыт специальным приказом министра внутренних дел Франции за оскорбление памяти только что умершего генерала Де Голля («Харакири» отозвался на смерть экс-президента отвратительно циничной и бестактной обложкой, — ее нетрудно найти в сети, но речь сейчас не о ней).

Хебдо фотоТак вот, главным редактором «Харакири», а в последствии и «Шарли» был человек по имени Франсуа Каванна (кстати, это он позвал в редакцию художников Кабю и Волински, которые тоже были убиты позавчера). Это была совершенно удивительная личность: карикатурист, репортер, кинодокументалист и писатель, — он на протяжении всей своей жизни создавал себе репутацию самого грубого, гадкого, безжалостного, циничного и едкого писаки, готового относиться абсолютно ко всему окружающему с единственным принципом «нихера святого!».

Он придумал и много лет издавал «Большую Французскую Энциклопедию, Глупую и Злобную», в которой обсмеял и обдразнил все, что только есть дорогого для каждого добропорядочного француза. Он же потом соорудил из этой энциклопедии свой «Глупый и Злобный ежемесячный журнал Харакири», позже превратившийся в еженедельник.

Каванна был — несмотря на свою адскую злобу, неудержимое хамство и демонстративный цинизм (а на самом деле, конечно, именно благодаря им), — невероятно популярен во Франции 60-х, начала 70-х. Ему прощали все его выходки и ценили как самого мудрого и острого на язык шута Франции, умеющего — может быть единственного во всей стране, — сказать безжалостную правду кому угодно и по любому поводу, когда никто больше не посмеет. Но его, конечно, и боялись: ведь в самом деле, язык его был такой остроты, а глаз такой зоркости, что никому не приходилось ждать пощады. Он даже внешность себе придумал соответствующую: этакий грубый косматый мужик с пудовыми кулачищами и толстыми обвисшими усами, похожий то ли на дальнобойщика, то ли на лесоруба.

И вдруг в 1979 год этот Каванна, в самом расцвете своих творческих, безжалостных и разрушительных «глупых и злобных» сил (ему не было еще и 60-ти), публикует книжку под названием «Les Ruscoffs». «Рюскофф» — это снисходительно-пренебрежительное прозвище русских, давно, еще до войны, принятое во Франции, что-то вроде того, как в нашей старой традиции французы назывались «лягушатниками», а итальянцы «макаронниками». Я бы это перевел как «Русопятые» или, может быть, «Ваньки»…

Но штука в том, что книжка с таким «многообещающим» названием — на самом деле полна необыкновенной нежности, теплоты и любви к этим самым «ванькам». Для Каванны это что-то совершенно невообразимое, нечто выбивающееся совершенно вон из всего ряда его злобной и безжалостной издевательской сатиры на все, что только попадается ему под руку. Ничего подобного никогда в своей жизни Каванна больше не писал: никогда он не позволил себе быть мягким, сентиментальным, обаятельным, трогательным, никогда никому не сказал таких слов преданности и любви.

Вот тут обложка одного из ранних изданий.
Франсуа Каванна фото
В книге, которая называется романом, а на самом деле совершенно документальна, он описывает историю своей депортации на принудительные работы в Германию во время Второй мировой войны. Каванна — в 1941-м ему было 18, — оказался в пригороде Берлина под названием Трептов (кажется, кое-что это название должно всем нам сказать) на заводе, где производились артиллерийские снаряды. Он обслуживал огромный гидравлический пресс, а помогали ему две полумертвые от ужаса и тоски девочки, пригнанные сюда же из Советского Союза. С одной из них — по имени Маша Татарченко — у молоденького французика случилась любовь. Они встречались в лагере для депортированных рабочих почти три года, научили друг друга своим языкам — крест-накрест, и как-то помогли друг другу выжить.

А весной 1945-го — вдвоем сбежали из лагеря. И вот дальше идет поразительно напряденная и трагичная история их бегства — пешком — через всю Германию: Каванна надеялся довести Машу до западного фронта, а там перебраться через него и дойти до Франции. Шли они только ночами, а днем прятались в разрушенных немецких фермах, по подвалам и сеновалам, питались заквашенной в силосных ямах брюквой и остатками кормового овса на случайных разбомбленных хуторах.

И вот однажды, уже совсем недалеко от линии фронта, Франсуа все-таки решается днем выйти на поиски какого-то пропитания, оставляет Машу одну на очередной пустой ферме, а когда возвращается, — узнает, что через деревню прошла группа советских разведчиков, и что Машу они случайно нашли и увезли с собой.

Дальше Каванна проделывает весь свой путь обратно — уже с запада на восток — в погоне за девушкой, которую передают в специальную армейскую команду, собирающую по оккупированной Германии советских военнопленных для отправки их обратно в СССР. Машу под конвоем перевозят сначала на маленький сборный пункт, потом в центр сбора побольше, потом в лагерь перемещенных лиц. Каванна каждый раз опаздывает на несколько часов туда, где она только что была, но откуда ее вот-вот сейчас опять увезли. Наконец он узнает, что опоздал окончательно: Машу с большой группой депортированных русских женщин погрузили в эшелон, составленный из вагонов для скота, и увезли окончательно на восток.

Каванна вернулся домой, во Францию, и потом двадцать лет пытался найти Марию Иосифовну Татарченко, о которой знал только, что она происходит из деревни где-то между Харьковской и Белгородской областью, и что она приблизительно 1924-го года рождения. Писал всюду, куда мог добраться. Однажды приехал, чтоб продолжать поиски, в СССР. Никакого ответа ни откуда не добился. Ничего не нашел.

И от отчаяния написал свою полную нежности и любви книгу, на минуту разрушив образ безжалостного циника, который сооружал всю жизнь. В посвящении «Les Ruscoffs» стояло: «Марии Иосифовне Татарченко — где бы она сейчас ни была…»

Плакат Шарли фотоКстати, книга однажды вышла и у нас — правда, очень поздно, только в 2004 году, да и в довольно неудачном переводе: называлась «Русачки». Жанр почему-то был обозначен как «женский роман»… Поищите, если любопытно. Но такого пронзительного отчаяния, как во французском оригинале, в ней нет.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *