Исповедь заключенной

Мне было восемь лет, когда мама умерла. Семья – это мама, и это я поняла гораздо позднее, а тогда я гордо заявляла знакомым: «А моя мама умерла!». Меня жалели, а я отвечала: «Вы что?! Ей там, на небе, будет лучше. Там не надо работать, и бог ее любит, если забрал от этого пьяницы». Это сейчас я понимаю, что просто слова чужие повторяла, но тогда меня все принимали за провидицу какую-то, что, мол, она знает, о чем ее мать перед смертью только со священником говорила.

Нет у меня никакого дара, ни божьей искры, ни ведьминого чутья – я совершенно обычная девочка была, но с очень хорошим слухом и очень плохим зрением.

Я не видела маминых синяков под глазами, и следов зубов на руках, но как мама тихо шептала по ночам – это я слышала. «Господи, я не хочу так жить, забери меня, Господи. Он меня убьет и в тюрьму сядет, и не понимает, что дочка одна останется. Болит у него голова, а он меня бьет и не помнит, что бил и за что…Господи, забери меня, это я виновата, что он такой стал.

Мне все денег мало было, вот он и поехал ночью с грузом, и сорвалась машина с нашего обрыва. Господи, как Танюшка будет без меня? А я же руки на себя наложу все равно, нельзя, чтоб дите знало, что отец мать убил. Как после этого ей жить-то? Лучше уж я уйду, сама уйду, тогда он может бросит пить и успокоится. Танюшку он так любит, что бросит, я верю. Господи, забери меня….», — это продолжалось и продолжалось долгие два года. А потом мама умерла, не от побоев, сердце не выдержало.

С отцом я ладила хорошо, пить он не бросил, но стал осторожнее, на работе (он автомехаником после аварии работал) его никто пьяным не видел. Только один постоянно был, ни женщины рядом, ни друга, только я – и весь мир для него была одна я. Здорово, когда шестилетняя девчонка всем в доме заправляет? Ага, здорово… Только отец скучал очень по маме, а по ночам он с ней разговаривал – я слушала, и никому не рассказывала об этом. Мне снова хотелось быть в центре внимания, как было, когда мама умерла. Любовь к отцу как-то стиралась перед тем, как МЕНЯ все будут жалеть, когда с отцом что-нибудь случится.

«Господи, я ее не уберег, ты забрал мою любимую. Я сам виноват, что ты так сделал. Теперь забери меня, Господи, забери к ней, я не живу без нее, я умираю каждый день, когда прохожу мимо детского садика, где она работала. Я часами сижу на ее скамейке во дворе, где она отдыхала после огорода. Танюшка так на нее похожа, но я ее не могу любить как жену свою», — я это слышала, и что-то черное поднималось во мне. Я так боялась его потерять, что даже привела как-то в гости женщину – соседку. Они жили вместе долго, но все же семейные отношения не заладились, и отец снова остался один, а ночами снова молился, чтобы Господь забрал его к себе.

Сейчас мне 37 лет, и детей, и мужа мне заменила сначала колония, потом тюрьма. Я так его любила, своего отца, что за одни слова, что он не может любить меня, как любил маму, я убила его. Я ударила его один раз, но точно туда, куда и было нужно – камнем в висок, когда отец спал.

Мне не нужно ничье прощение, я так сделала, и до сих пор уверена, что так было лучше для отца и мамы. Они – вместе, и я им не нужна, я и себе-то не нужна. Живу себе, работаю швеей в цеху, в камере ко мне не пристают, а сидеть мне всю жизнь… Я не пишу апелляций…